Гидеон был знаком с леди Честер очень давно, хотя, по правде говоря, не знал ее совсем. Он приветливо кивал ей, встретив на улице, или обменивался с ней вежливыми фразами на каком-нибудь светском рауте. Шапочное знакомство – не больше. И только во время бала Двенадцатой ночи [1] , который она устроила более месяца назад, вместо обычного обмена несколькими вежливыми фразами между ними неожиданно началось нечто более значительное и абсолютно не поддающееся определению. Внезапно возникшее чувство духовного родства, предвкушение какого-то невероятного приключения и ощущение ее огромной притягательной силы, о которой он до сих пор не подозревал, поразили его как удар молнии. Один из его приятелей сказал, что в ту ночь что-то чувствовалось в воздухе. Что-то волшебное. Конечно, все это вздор. Однако было при этом такое ощущение, что следует проявлять осторожность. Это тоже казалось чрезвычайно странным. Гидеон был по природе человеком осторожным, но никогда раньше не испытывал потребности проявлять осторожность в отношениях с женщиной, даже когда осторожность не помешала бы. Это было, черт возьми, почти непреодолимое влечение.

Гидеон распахнул стеклянную дверь, ведущую на веранду, и у него перехватило дыхание от холодного февральского воздуха. Ночь была на редкость ясная для этого времени года, и фигура леди Честер выделялась на фоне усыпанного звездами неба. Она стояла всего в каких-нибудь десяти футах от него и смотрела в ночь. Он направился было к ней, но нерешительно замялся на мгновение, впервые за многие годы не чувствуя присущей ему абсолютной уверенности в себе.

– Вам, как и мне, стало душно, или вы, как и я, не любите бездарные стихи? – не поворачиваясь, спросила леди Честер, явно забавляясь ситуацией.

– Думаю, и то и другое, – усмехнулся Гидеон. – Но разумно ли высказывать замечание о духоте в помещении или о самом мероприятии, даже не взглянув, к кому обращаетесь? А вдруг это леди Динсмор подошла, чтобы вернуть вас в гостиную?

Она залилась очаровательным грудным смехом, звук которого был чистым, как сама ночь.

– Я точно знала, кто подошел ко мне, милорд.

– Вот как? – Он приблизился к ней, и сердцебиение у него учащалось с каждым шагом. – Каким же образом?

– Любой, кто садится возле самого неприметного выхода, вместо того чтобы сидеть рядом со своей тетушкой, которая, вероятнее всего, и настояла на том, чтобы он ее сюда сопровождал, очевидно, только и ждет удобного момента, чтобы убежать. А кроме того, – добавила она, обернувшись к нему, – вы весь вечер наблюдали за мной.

– Неужели?

– Наблюдали, не отпирайтесь.

– И вы это заметили?

– А как же!

– Потому что тоже наблюдали за мной?

– Именно так, – рассмеялась она. – Но по-моему, я делала это гораздо осторожнее. Вы не заметили, что я за вами наблюдала, тогда как я…

Он рассмеялся:

– Вы абсолютно правы.

Она некоторое время смотрела на него изучающим взглядом. На лицо ее падал свет, проникающий из двери и окон за его спиной.

– Почему вы ко мне не подошли?

Он улыбнулся еще шире:

– А вы ждали, что я подойду?

– Ждала.

– Увы, я не осмелился, – изобразив печаль, сказал он. – Ведь я далеко не такой отважный, каким кажусь.

– Сомневаюсь. Но может быть, я произвожу устрашающее впечатление?

– Да, – сорвалось у него с языка, прежде чем он успел подумать. Он покачал головой: – «Устрашающее» – неподходящее слово.

Она склонила набок голову и взглянула на него:

– А какое слово было бы подходящим?

– Вы интригующая. Соблазнительная. Завораживающая. Потрясающая. – Он чуть помедлил. – Загадочная.

– Загадочная? – Она рассмеялась. – Не буду пока спрашивать насчет потрясающей, но скажите, почему загадочная? Мне кажется, что моя жизнь – открытая книга, которую может прочесть всякий, кому не лень. Уверяю, что обо мне практически каждый знает все.

– Все?

– Ну-у, может быть, не все, но почти все. У меня, конечно, есть маленькие тайны, которые имеются у любой женщины. Поверьте, милорд, все десять лет своего вдовства я вела себя очень осмотрительно, хотя, по правде говоря, провела эти годы, – она поискала подходящее слово, – не в одиночестве.

– Я это знаю, – просто сказал он. Ему и впрямь было известно, что леди Честер не хранила верность своему покойному мужу. Несколько лет назад у одного из его близких приятелей была с ней интрижка, и он до сих пор считал ее своим другом.

– Как я уже сказала, моя жизнь – открытая книга. – Она развела руками. – Почему же в таком случае вы называете меня загадочной?

– Возможно, потому, что я также никогда не встречал женщину, которую мог бы назвать потрясающей.

Его слова прозвучали так, словно они значили гораздо больше, чем казалось.

Она глубоко вздохнула.

– Можно мне кое в чем вам признаться?

– Мне будет приятно это услышать? – спросил он, шагнув к ней поближе. – Или это решительно поставит меня на место? И мне придется убираться восвояси, чтобы склеивать осколки своего разбитого сердца? – Он заставил себя сказать это небрежным тоном.

– Сомневаюсь, что у какой-нибудь женщины хватило бы сил разбить ваше сердце, – скорчив гримаску, ответила она. – Ведь вы, уважаемый виконт Уортон, славитесь своим здравомыслием и холодным сарказмом, а также язвительностью. Вас считают человеком холодным и надменным…

– Неужели надменным? – в притворном ужасе воскликнул он.

Она кивнула:

– Уж поверьте, надменным. Обладающим превосходством над теми из нас, которые являются всего лишь простыми смертными.

– Уверяю вас, что если это так, то делается это неосознанно. – Он усмехнулся. – За редкими исключениями.

– Значит, вы не отрицаете своей надменности и чувства превосходства над окружающими?

– Я бы очень хотел это сделать, однако… – Он пожал плечами. – Нет, не буду отрицать. Я хорошо знаю свои недостатки, но осведомлен и о положительных чертах своего характера. Не стану перечислять эти черты, но, уверяю вас, их много.

Разговор явно забавлял ее.

– Вот как?

– Скромность не позволяет мне их обсуждать, – сказал он с усмешкой, которую никак нельзя было назвать скромной. – Однако позднее я с удовольствием представлю вам подробнейший перечень моих великолепных качеств. – Она рассмеялась. – Хотя должен предупредить вас, что к числу этих качеств я отношу также настойчивость. – Он чуть помедлил. – Мне показалось, что вы упомянули о каком-то признании?

– Разве? – Она пожала плечами. – Хоть убей, не могу вспомнить, в чем я хотела вам признаться.

– Значит, ни в чем? – Он подошел ближе. – Совсем ни в чем?

– Совсем ни в чем.

Он взял ее руку и поднес к губам.

– Наверняка что-нибудь да есть? Возможно, какая-нибудь тайна, которой вам хочется поделиться с сочувствующим вам человеком?

– Несмотря на то что вы, несомненно, человек, умеющий посочувствовать, я слишком мало знаю вас, чтобы раскрывать свои тайны.

Он провел губами по ее затянутой в перчатку руке и хотел было заглянуть ей в глаза, но было слишком темно. А жаль. Насколько он помнил, глаза у нее были глубокого, насыщенного синего цвета.

– Разве не проще облегчить душу перед незнакомцем?

– Только в том случае, если незнакомец останется незнакомцем. – В ее голосе появилась какая-то странная нотка – то ли вызов, то ли приглашение, то ли она просто забавлялась.

– Дорогая моя леди Честер. – Он перевернул ее руку и поцеловал ладонь. – Я не имею ни малейшего намерения оставаться незнакомцем.

– Что же вы намерены делать?

– Это полностью зависит от вас, – сказал он и подумал: «Интересно, что она сделала бы, если бы я ее обнял?» Это было бы в высшей степени неприлично, потому что пока они действительно были почти незнакомы.

– Неужели? – задумчиво промолвила она. – Странно. Ведь от кого бы или от чего бы это ни зависело, неведомые силы уже пришли в действие.

Он приподнял бровь:

– Вы имеете в виду предначертания судьбы, расположение звезд и что-нибудь в этом роде?